Классная книга

Лев Толстой: русский классик на пути к Исламу

Лишь единицы писателей становятся признанными классиками уже при жизни и известны всему миру – таковым был русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910 гг.). Уже к концу XIX века его имя было известно не только в самой России, где он стал любимейшим автором, не только на Западе, но и на Востоке. Огромную роль в этом сыграли его активная переписка с известными духовными лидерами восточного мира (индусом Махатмой Ганди, египтянином Мухаммедом Абдо и др.), а также популяризация его идей в мусульманской прессе как на арабском, так и на тюркских языках.

И творчеством Толстого, и его яркой общественной деятельностью интересовались миллионы — от государственных деятелей до самых простых людей. Люди на Востоке хотели знать как можно больше об этом неординарном человеке, желали поближе познакомиться с его идеями и произведениями, о которых так много писала пресса. Образованная часть восточной интеллигенции взялась за переводы работ Толстого (сначала с европейских языков, а позже непосредственно с русского оригинала). Причём сразу переводилась как художественная проза, так и публицистика – в двух этих формах литературы великий писатель выступал одновременно и как богоискатель, духовный мыслитель.

Каковы же были этапы религиозных исканий Толстого, что его вдохновляло и к какому итогу он пришёл в конце жизни? Можем ли мы говорить о точке в конце его пути, или он оставил поклонникам своего гения многозначительное многоточие? Наконец, каково было его понимание Ислама? – На эти вопросы мы постараемся ответить в этой статье. И подчёркнём, что в современной России вопрос о том, стал ли великий писатель мусульманином – актуален и горячо обсуждается! Немаловажен он и для всего исламского мира – ибо наследие Толстого давно уже стало достоянием мировой классики, и до сих пор он – один из самых читаемых и оттого влиятельных писателей мира.

В наши дни в России бытуют две крайности: на многих исламских сайтах цитируют фразу из частного письма Толстого «прошу считать меня магометанином» и причисляют его к правоверным, а на сайтах литературных и музейных… вообще об этом не упоминают, будто Толстой Ислама не замечал! Молчат об этом и официальные школьно-институтские учебники. При этом не забывают упомянуть, что в центре внимания писателя были его попытки постичь личность и учение Иисуса Христа (мир ему!), переложить Евангелие для современников. Все знают, что в 1901 году его отлучили от Православной церкви. Также никто не скрывает, что возникшее ещё при его жизни всероссийское движение «толстовства», почти разгромленное в годы советского атеизма, ныне возрождается и относится религиоведами к одной из форм протестантизма.

Так можно ли Льва Толстого отнести к мусульманам или нет? Каков был окончательный духовный выбор гения русской и всемирной литературы?

Что Толстой знал об Исламе и мусульманах

Во-первых, уточним, были ли у Толстого жизненные пересечения с мусульманами и что он знал об Исламе? Оказывается, личных контактов и знаний у него было, пожалуй, больше, чем у любого иного классика русской литературы.

Когда ему было 13 лет, семья переехала в Казань, древний город на Волге, бывший в Средневековье одним из центров мусульманского государства Волжская Булгария, с 16 века покорённого Русским царём, но всё же сохранявшим своеобразие старинного исламского стиля жизни (ныне Казань – столица Республики Татарстан в составе Российской Федерации, здесь возрождается мусульманская идентичность татарского народа).

Именно в Казани дед будущего писателя Илья Андреевич был губернатором с 1815 по 1820 годы, там и поныне сохранилась его могила на Кизическом некрополе. В 1844 году юный Толстой поступил в Казанский университет на Отделение восточных языков Философского факультета (затем, правда, он перевёлся на Юридический факультет, где проучился неполных два года). Пусть недолго, но здесь Толстой учил арабский и тюркские языки под руководством крупного учёного Миpзы Казим-бека (1802-1870 гг.) - одного из основателей pоссийского востоковедения. Учил – не значит, конечно, что выучил. Поэтому мы вправе говорить лишь о его первом знакомстве с арабским и тюркским.

В 1851 году старший брат писателя Николай уговорил его ехать вместе на Северный Кавказ, где почти 3 года Толстой жил в казачьей станице на берегу реки Терек, выезжая в Кизляр, Тифлис, Владикавказ и участвуя в военных действиях (сначала добровольно, потом на службе). Военные участвовали, как тогда говорилось в официальной хронике, в «усмирении Кавказа» - по сути это была борьба за колониальное расширение Российской империи на земли восточных народов, часть которых исповедовала свои древние языческие культы, часть – Православие, но большая часть Ислам. Сахабы Пророка Мухаммада (САВ) пришли в предгорья Кавказа, в город Дербент ещё во 2 веке Хиджры и исламизация труднодоступных горных районов Кавказа шла медленно, продвигаясь, как подсчитали сейчас историки, со скоростью 1 км в год. Поэтому, кстати, религиозность и нравы вайнахов (чеченцев), ингушей, осетин и других народов даже в наши дни пронизаны адатом (языческими традициями гор). Лев Толстой напрямую сталкивался именно с людьми этого многонационального и сложного мира.

Величественная природа Кавказа, знания о быте и нравах воюющих сторон, постижение характеров, сформированных «духом гор» и Исламом, воплотились в автобиографической повести Толстого "Казаки", рассказах "Набег", "Рубка леса", а также в поздней повести "Хаджи-Мурат". Вернувшись в Россию, писатель отметил в дневнике, что полюбил этот "край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи - война и свобода".

До конца дней он пронёс память о друзьях-кунаках из кавказцев: так, однажды, молодой легкомысленный граф проигрался в карты, и ему грозила долговая яма – но его спас чеченец Садо Мисербиев, полностью отыгравший его проигрыш. Но это были «ошибки молодости», а вот, какое религиозное потрясение пережил Толстой на Кавказе.

Через всю жизнь пронёс он впечатления об учении суфийского шейха Кунта-хаджи Кишиева, призывавшего к примирению и ненасилию в условиях непрекращавшейся борьбы кавказских народов против захватчиков из России. Этого шейха и сейчас высоко чтят в Чечне и Дагестане. Но нам сразу стоит отметить, что именно его парадоксальные идеи «ненасильственного сопротивления» позднее развил Толстой, и они с особой силой воплотились в идеях «сатьяграхи» Махатмы Ганди, более того - привели к освобождению Индии от английского колониализма!

Знаменитые «Севастопольские рассказы» написаны Толстым в Крымскую войну, где в осаждённом англичанами Севастополе молодой офицер-писатель командовал артиллерийской батареей, проявив редкую личную храбрость, за что был награжден орденом Анны и медалями. В Крыму он познал не только героику и трагизм войны, но и нравы крымских татар, коренного исламского населения этого края. Более того, часть важнейших замыслов, появившихся в те годы, позволяют угадывать в молодом офицере позднего Толстого-проповедника: в Крыму он стал мечтать об "основании новой религии" – очищенной и практической религии Христа.

Позднее он вёл переписку с Мухаммадом Абдо (1848-1905 гг.), известным реформатором Ислама, ставшим с 1899 года главным муфтием Египта. А тот, в свою очередь, был учеником и соратником теоретика панисламизма Джемаля ад-Дина аль-Афгани (1839-1897 гг.). Переписка с Абдо – это отдельная увлекательная тема, говорящая о глубоком интересе Толстого как к теории Ислама, так и к его социально-реформаторскому потенциалу во имя улучшения жизни народов мира.

Общение с арабским учёным, носителем языка и традиций самого Пророка Ислама, стало особо важным для Толстого – ведь он сам переводил на русский язык Хадисы, и со свойственным ему мастерством сделал это блестяще. Теперь читающие по-русски могут на великолепном русском языке проникнуться силой и духом Сунны! Толстой считал знание Хадисов столь же важным для русских читателей, как и знание мудрости других народов.

Удивительно тесным стало общение Льва Толстого с мусульманами-тюрками. Можно обобщённо сказать, что нравственная проза, а затем и публицистика, обличавшая пороки российского общества и учение Православной церкви, которая увела людей слишком далеко от учения Иисуса Христа, вызвали бурю симпатии у мусульманских тюркских народов Российской империи.
Первыми стали активно переводить Толстого на свой язык азербайджанцы в 1896 году. Он переписывался и лично общался со многими татарами, как сторонниками традиционного мусульманства, так и обновителями. И эта сторона его жизни – диалог с татарами – тоже отдельная увлекательная тема. Если с носителем арабской учёности Абдо Толстой мог только переписываться, то с татарами было многократное живое общение лицом к лицу. По словам современного исследователя Азата Ахунова «в татарской прессе 1905-1907 годов, в пору бурного национального возрождения татар, Льву Толстому уделялось столько внимания, сколько не доставалось всем другим русским писателям, вместе взятым.

Его необычайно волновали религиозные вопросы, в частности, Ислам или, как тогда говорили, Магометанство. Татары знали об этом и писали ему о своей вере: спрашивали, советовались, спорили. Он отвечал им. Татары не только писали Толстому - ехали к нему в Ясную Поляну. Тема "Толстой и татары" необычайно обширна. В конце XIX - начале XX веков не осталось, пожалуй, ни одного татарского писателя или общественного деятеля, который в той или иной мере не обращался бы к творчеству и учению Льва Николаевича Толстого…»

Шейх-Касим Субаев писал Толстому из Казани: "Великому учителю нравственности. Я от имени всех мусульман России приношу благодарность за то, что Вы учили нас и вообще народы без различия вероисповедания и национальности. И кроме того, Вы, великий учитель жизни, трудились, описав жизнь башкир в маленьком, но ценном произведении — рассказе "Ильяс", который я перевёл и издал". Здесь упоминается ещё один из мусульманских народов России – башкиры, к которым на лечение кумысом (лошадиным молоком) ездил Толстой в 1862 году в местечко Каралык. Подчеркнём, что в зарубежных исламских странах Толстой не бывал – но лично знакомился с Исламом через кавказцев, татар и башкир. География его «исламских путешествий» - это Северный Кавказ и Астрахань, Оренбург и Башкирия, татарские поселения в Поволжье и на Пензенской земле, наконец, Крым.

Особую известность в России вызвала переписка Толстого с татарином Асфандияром Воиновым. Возмущённый
определением Синода – главного органа Православной церкви - от 22 февраля 1901 года об отлучении Льва Николаевича от церкви, Воинов писал ему из Стамбула: "Признаюсь, прочитав об их обращении с Вами, я содрогнулся за Вас, да спасёт и побережёт Вас Всемогущий". В те годы все российские мусульмане были так же беззащитны перед лицом официальной власти и господствующей церкви, как и Толстой. "Таких людей, как наш дорогой учитель и мировой писатель (не будет сказано в льщение), рождают не годы, а века, а особенно старая матушка Россия родила в 2000 лет только одного в лице дорогого нашего графа Л.Н.Толстого, да просветится его душа теперь и в будущем вечною, незабвенною памятью!", — пишет Воинов Толстому.
«Переходя к Вашему веровосстановлению и понятию, вижу, что Вы признаёте и верите во единого Бога. Это очень хорошо. Это самое есть вера Ислама и учение Пророка". Толстой вполне доброжелательно отвечал на эти письма из Стамбула. "Ваше
согласие с главными пунктами моего верования, выраженного в ответ Синоду, очень было мне радостно. Я очень дорожу духовным общением с магометанами", — писал он Воинову.

Однако, переписка Асфандияра Воинова с Толстым привлекла внимание царских властей и показалась им крайне опасной. Растущий авторитет писателя среди российских мусульман требовал немедленного ниспровержения. Тогда дело дискредитации писателя было поручено казанскому миссионеру Якову Коблову, который выступил с большой "разоблачительной" статьёй "Граф Л.Н.Толстой и мусульмане" (журнал "Православный собеседник", 1904. — Ч.I). Статья была полностью основана на переписке Воинова с Толстым, но об этом не говорилось ни слова. Таким образом, полемика, которую вёл Толстой с государством и церковью, стала для него и мусульман России во многом общей, крайне важной духовно и очень опасной социально. А мужественный пример Толстого вдохновил многих мусульман на пробуждение: стремление возродить веру отцов и сделать её равной в условиях демократизации страны.

Подведём итог: Толстой, не имея исламского образования и не будучи алимом-учёным, обладал знаниями и опытом сопереживания, уникальными для человека высшего света тогдашней европоцентричной России. Находясь в личном контакте со многими мусульманами, он участвовал в общем с ними духовном пробуждении на рубеже 19-20 веков, как внутри России, так и далеко за её пределами.

Толстой переосмыслил учение Православной церкви

Как известно, честные духовные поиски привели Льва Толстого к переосмыслению значения Христианской церкви: "Мир делал всё что хотел, предоставляя церкви, как она умеет, поспевать за ним в своих объяснениях смысла жизни. Мир учреждал свою, во всём противную учению Христа жизнь, а церковь придумывала иносказания, по которым бы выходило, что люди, живя противно закону Христа, живут согласно с ним. И кончилось тем, что мир стал жить жизнью, которая стала хуже языческой жизни, и церковь стала не только оправдывать эту жизнь, но утверждать, что в этом-то состоит учение Христа" – писал Толстой в своей родовой усадьбе Ясная Поляна в марте 1909 года.

В итоге из-под его пера вышло немало ярко обличительных статей о церкви, изменившей Иисусу - они до сих пор являются классикой русского антиклерикализма, который очень актуален как для протестантов, так и для мусульман. И, естественно, за этим последовало официальное «отлучение от церкви» Льва Толстого - по-гречески «анафема» (дословно – отделение), которая была провозглашена во всех православных храмах России. Это было потрясение для всей страны! Один из самых читаемых и любимых авторов оказался за бортом официальной церкви, являвшейся к тому же оплотом российского самодержавия!

С замиранием духа - кто с отвращением, кто с надеждой - россияне следили за тем, что же позитивного обретёт великий писатель-мыслитель после «анафемы», разлучения с церковным Христианством? А он трудился над новым переводом, точнее говоря, над собственным переложением Евангелий, издал книгу «В чём моя вера?», множество статей о вере и трезвом образе жизни, вёл активную переписку со многими богоискателями и духовными учителями, причём не только в России, но и за рубежом.
Проделанная им критика догматики Православия, его богослужебной практики (литургики), церковной истории и социальной доктрины, освящающей насилие и несправедливость людей, облечённых властью и деньгами – всё это живо звучит и в наши дни. Толстовская критика церковного Христианства – драгоценное наследие, которое помогает мусульманину понять, как чистое учение Единобожия, в частности, слова и дела Иисуса Христа, были затемнены и извращены, стали противоречить своим истокам и замыслу Творца. Мусульмане 21 века могут пользоваться его определениями и в нынешних спорах с «ахль аль-китаб - людьми Писания», примером и мыслями Толстого терпеливо объясняя суть Таухида и необходимость ниспослания Корана.
В дни мучительных поисков, окружённый непониманием, Толстой писал в одном из писем: «Я бы очень рад был, если бы вы были бы одной веры со мной. Вы вникните немножко в мою жизнь. Всякие успехи жизни - богатства, почестей, славы - всего этого у меня нет. Друзья мои, семейные даже, отворачиваются от меня. Одни - либералы и эстеты - считают меня сумасшедшим или слабоумным вроде Гоголя; другие - революционеры и радикалы - считают меня мистиком, болтуном: правительственные люди считают меня зловредным революционером; православные считают меня дьяволом. Признаюсь, что это тяжело мне... И потому, пожалуйста, смотрите на меня, как на доброго магометанина, тогда всё будет прекрасно". Вот из этих слов, казалось бы, можно сделать вывод о том, что Лев Николаевич принял Ислам – но не всё так однозначно…

Какой символ веры обрёл Лев Толстой?

Во-первых, писатель не принял Ислам открыто и ясно, не имел мусульманской практики. Нельзя забывать, что одновременно с поиском правды об Иисусе, признанием себя «добрым магометанином», он в неменьшей степени был восхищен Буддой и Конфуцием. И вёл интенсивную переписку с ревнителями разных духовных традиций, к примеру, с Махатмой Ганди, включал их тексты в знаменитый рекомендательный список чтения на каждый день. У индийских и китайских мудрецов он искал «универсальную общечеловеческую истину».

Более того, Толстой в поисках универсальности прошёл через временное увлечение бабизмом и выросшим из него бахаизмом, которые привлекли его тем, что заявляли о возможности продолжить миссию Пророка Мухаммада (САВ), синтезируя её с иными религиозными учениями. И всё же искусственность этого «синтеза» не позволила Толстому остановить выбор на учении мирзы Хусейна Али Нури (1817-1892 гг.).

Мы отчётливо можем говорить, что последние годы творчества Толстого – это напряжённый духовный поиск универсальной истины на основе того, что он признал подлинным в учении Иисуса Христа. Однако, сам он не считал сделанные им переложения Евангелия и свои статьи на моральные темы итогом своих поисков – парадоксально, но так восприняли эти тексты люди, создавшие ещё при его жизни движение, получившее название «толстовства». Да, да – именно так – Толстой объективно породил «толстовство», но сам субъективно не был «толстовцем» и отказывался от роли учителя и лидера нового течения! Позднее религиоведы справедливо классифицируют «толстовство» как неопротестантское течение в русском христианстве. Заметим сразу, что по учению и особенностям быта оно буквально стоит на пороге Ислама… но порог этот всё же не переступает.

Наконец, бросив дом в последние дни жизни, Лев Толстой отправился сначала к своей сестре Марии, инокине Шамординского монастыря, а затем к знаменитым духовным наставникам православной России - старцам Оптиной пустыни. Православные историки пытаются на основании этого порыва, этих бесед с монахиней и старцами, а также того, что для примирения с церковью из Оптиной вслед за ним был отправлен старец Варсонофий, сделать вывод, что Толстой «готов был раскаяться и вернуться в лоно церкви». Одни говорят, что «его нужно простить и вернуть ортодоксальному христианству», другие строго указывают, что «для того нет оснований и Толстой ушёл из жизни, оставшись непримиримым противником Православной церкви». На сайте московского музея Толстого уже в наши дни можно прочитать, что ныне учение Толстого вовсе не отталкивает, но наоборот, помогает прийти к церкви – это уж полный абсурд и, увы, яркая примета нашего времени, когда чиновники в России хотели бы примирить «красное и белое».

Важнейшими для определения Символа веры человека является или прямо им заявленная Шахада (Символ веры), или последняя предсмертная воля. Если первого Толстой не сделал, то давайте вслушаемся в сказанное им на рубеже жизни и умирания.

Вот как это было. 6 (19) ноября 1910 года Лев Николаевич Толстой произнёс последние слова, обращённые к собравшимся у его постели близким: "...Пропасть народу, кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва... Мужики так не умирают..." И уже в полузабытьи: "Люблю истину..." Потрясающая сцена и удивительные слова! Не стоит уподобляться тем, кто неблагоговейно относится к тайне веры, к тайне личности и перехода в мир иной великого мыслителя и писателя. Скажем прямо: Аллаху алим – это ведомо лишь Всевышнему! И не будем искать определённого ответа на вопрос – с каким вероубеждением пересёк Лев Николаевич последнюю черту. Он не дал для этого никаких оснований.

Единственно, что можно сказать с определённостью: Лев Толстой многое понимал и ценил в Исламе, знал правоверных разных национальностей, дружил и переписывался с ними. И оставил нам как высоко художественные образы мусульман, особенно кавказцев и татар, так и не всегда бесспорные, но глубокие и волнующие мысли об Исламе. Вдохновлённое им массовое религиозное движение «толстовцев» было близко, но не двигалось в сторону Ислама. Будучи во многих чертах быта и веры близкими мусульманам, толстовцы развивались и остаются в русле Христианства.

И всё же есть у Толстого такие «исламские страницы», острота и ценность которых не утрачены по сей день. Русская женщина, вышедшая замуж за мусульманина Елена Ефимовна Векилова, писала Толстому, что её сыновья желают принять Ислам, и спрашивала совета, как быть. Он отвечал:

«Что касается до самого предпочтения магометанства православию..., я могу только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия. Так что, если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтет магометанство с признанием одного догмата, единого Бога и Его Пророка, вместо того сложного и непонятного в богословии - Троицы, искупления, таинств, святых и их изображений и сложных богослужений... Ясная Поляна, 15 марта 1909 года».

Подводя итог, можно уверенно сказать: великий классик русской и всемирной литературы Лев Толстой был, несомненно, ханифом-единобожником и в последние годы своей земной жизни стоял на пороге Ислама.
Чтобы дойти до такого вероубеждения, он проделал для себя лично и для миллионов его читателей поистине титанический труд: урождённый в далёкой от Ислама семье, получивший европейское и европоцентричное воспитание, будучи одним из богатейших и приближённых к русскому императору человеком с титулом графа, он преодолел косность своей среды, осознал истинность слов Иисуса Христа и то, что историческое Христианство извратило их. На этой основе он пытался найти подлинную истину Единобожия, универсальную и открытую для всех времён и народов. С вниманием и любовью он переводил на родной язык Хадисы Пророка Мухаммада (САВ).

Из жизни земной в мир иной он ушёл честным богоискателем-ханифом. В этом духовная ценность его пути для читателей. А в остальном - пусть да рассудит Аллах, ибо только Ему принадлежат наши сердца! Аллаху алим.

http://www.islam.az/modules/sections/in … ;artid=140