Они одни лишь облегчат тобою вызванный недуг.

Ничей покой ты не смутишь, так в чем, скажи, моя вина.

Что все несчастия ко мне лишь из твоих приходят рук.

Когда ты верности чужда, к чему терпение хранить?

Моя тюрчанка неверна — и мне постыло все вокруг.

Неправ бываю я один. Гляжу — почти что волшебство:

Во всем виновен только я, а ты всегда права, мой друг.

Но не считай меня глупцом, коль из Аррана родом ты,

И Низами не из села, представь, он тоже не пастух.

***

Твоих тюркских очей взмахи век так легки!
Ты -- свеча, а весь мир -- лишь твои мотыльки.
Мы в тебя влюблены, потому и безумны,
Ты -- дом наших сердец и бальзам от тоски.

***

Дай вина! До дна! О кравчий! Ведь в раю уже не будет
Мусаллы садов роскошных и потоков Рокнабада.

Из сердец умчал терпенье - так с добычей мчатся турки -
Рой причудниц, тот, с которым больше нет ширазцу слада.

В нашем жалком восхищенье красоте твоей нет нужды.
Красоту ль твою украсят мушки, краски иль помада?

Красота Юсуфа, знаю, в Зулейхе зажгла желанья,
И была завесы скромной ею сорвана преграда.

Горькой речью я утешен, - да простит тебя Создатель! -
Ведь в устах у сладкоустой речь несладкая - услада.

Слушай, жизнь моя, советы: ведь для юношей счастливых
Речи о дороге жизни - вразумленье, не досада.

О вине тверди, о пляске - тайну вечности ж не трогай:
Мудрецам не поддается эта темная шарада.

На твоих губах росинки влажной ласки ветерка.
Чья ты, стройная, как стебель сахарного тростника?

Два мерцающих агата скрыты в стрельчатой тени.
Чья ты, ягода унаби? Хоть словечко оброни!

Ты сердца еще не грабишь, ты совсем еще юна.
Чья ты, робкая тюрчанка? Чьим объятиям верна?

Посидеть зову за чашей, продолжаешь молча путь
И мою уносишь душу. Чья тебе милее грудь?

Точно тащишь за собою, поводок держа в руке.
Чья тебя надежно держит на коротком поводке?

О Хосров, хотя б спросила, за спиною слыша стон:
«Чей верблюжий колокольчик издает унылый звон?»